кланяется и целует руку Альтдо:
— Будет сделано, господин.
Мысли в этот момент у Сиго стучат в висках, сердце бьется в предвкушении чего-то очень желанного:
Неужели сейчас это будет? Да еще и с таким… Как же давно не было!
Вино дало ещё больший эффект тяги, сильнейшей тяги к мощному, живому мясу. Бедная девушка боялась встать, потому что оставит сырое пятнышко на стуле, однако, всё развернулось куда проще. Онкре схватил её аккуратно за ноги и спину, без малейшего напряжения поднял на руки и унес в комнату хозяина. Альтдо в свою очередь, молча накинул черную куртку с воротником, поправив последний, и вышел, захлопнул за собой входную дверь.
В комнате хозяина, Онкре положил на диван Сиго, всю нежную и возбужденную. Он одним движением, стянул с неё платье целиком. После чего, одной рукой придерживая затылок девушки, стал целовать её взасос, захлестывая своим большим языком её розовый, мягкий язычок. Другой рукой он снял с неё лифчик, и принялся щупать набухающую грудь. Извивающаяся в сладком порыве, девушка сама спустила трусы, взяла большую руку партнера и опустила вниз. Онкре начал стимулировать клитор огромными пальцами, то прислоняя всю ладонь, то постукивая слегка, мастурбировать теплые, половые губы, легкими, круговыми движениями. Потом прерывал поцелуй и клал пальцы в рот Сиго, чтобы та облизала их, после чего, возвращал руку на киску. Девушка стонала раздвинув ноги максимально широко, по ощущениям, её ласкал не человек, а какой-то специально приспособленный для этого робот. Через минуту, Онкре поднял Сиго и поставил на коленки возле свода кровати. Он снял майку и обнажил огромные мышцы. После, спустил штаны, лапая безостановочно Сиго за грудь.
Всё залито солнечным, закатным светом. Особенно напрочь заколдованный берег реки Манго, на котором никогда никого нет, если туда заходит Альтдо. Он написал стихотворение, он чувствует нужду прочитать его кому-нибудь. Бредя вдоль набережной, парень молча говорит с безлюдной тишиной, её лишь изредка нарушают птицы, ударяющие лапами по воде, и воспаряющие вновь к небу. Этот момент всегда ознаменовывает собой титаническое, вечернее одиночество, птицы словно издеваются над Альтдо, они дают ему надежду, что сопроводят его на прогулке, поговорят с ним о серых небесах, об облаках и тучах, а потом, предательски покидают, навсегда испаряясь туда, куда никак нельзя попасть.
Сиго переживает самое острое возбуждение в своей жизни. Онкре в одно движение пододвигает девушку к своему телу. Прислоняется максимально плотно грудными мышцами к её лопаткам, и мышцами своего рифленого торса к спине, так что девушка чувствует позвоночником каждый кубик на прессе Онкре. Оба тела, начиная сзади и насквозь, через Сиго, полыхают мужским теплом и особым запахом самца, смешанным с хорошим одеколоном. Онкре звериными лапами хватает Сиго за худые плечи и крепко сжимает их в кулаки, со стороны выглядит так, словно в его руках просто две белые тряпки. Сиго рычит от боли, но преодолевая страдание, ощущает приток сладострастных волн, разносящихся по самым чувствительным местам её тела: живот, грудь, промежность, спина, потом шея и ближе к затылку, ещё ближе к ушам. Пульсация усиливается на плечах, а щель Сиго, предвкушающая приём мясистого, агрессивно наполняющегося наваристой кровью, живого бревна сзади, развертывается в нежный, паровой бутон, испуская концентрированный запах человеческих феромонов, подыгрывающий мелодиям близлежащей, столь желанной, до дрожи, долгожданной и вероятно, в перспективе, долгоиграющей эйфории и полного растворения в тестостероне, как в одурманивающем сне, какой-то античной девы, проводящей ночь с богом, вроде Алкмены. Густые капли смазки, скатываются по бедрам счастливой девицы, и с грохотом обрушиваются на пол. Впадинки возле носа, шея, уши, всё начинает полыхать от кровяного давления, свойственного аномально сильному, сексуальному раздражению. Груди девушки наполнились, стали на размер больше, а соски окаменели в токовой пульсации.
Альтдо окружает кирпичная кладка, очень старая, заложенная в прошлую эру, и Вельенский мост, такой древний, но долговечный, ожидает впереди. Альтдо медленно поднимается к парапету, осознавая, что каждый вечер, он делает ровно тоже самое, всё время. Облаков почти не остается в небе, солнце прорывается ко дну реки, всё убегает от Альтдо, всё ускользает, всё с ним прощается, всё покидает его всю его жизнь, всё и все… И он не чувствует права удерживать… Но что тогда в сухом виде ему останется?
— Сколько можно здесь гулять? Когда я уже умру? Когда это кончится? С кем я говорю…? Стих здесь читать некому. Замкнутый круг.
Альтдо запрыгивает на парапет, и как обычно, держится за перила еле — еле, может мечтая навернуться, но почему тогда не спрыгнет? Река тоже куда-то вечно бежит, в ней отражен весь жизненный путь тех, кто стоит на своём, как не парадоксально, ничего своего у них не остается, кроме них самих. Альтдо шепчет тихонько:
— Ну что река? Что ты мне сегодня расскажешь? Что узнала ты от далекого, Черного моря? Или может лиман Алио открыл тебе свои тайны, скопленные за годы томления? Сколько живут речные бухты? Напой своим шуршанием, найди слова…
Ладонями Сиго обхватывает крепкие бедра Онкре, вцепляется ногтями в стянутые канатами мышцы, переплетающиеся, и каждым своим мельчайшим сокращением, передающие щекотку вибрации, волнами пронизывающей и внутренне расслабляющей, как бы гарантирующей чувство надежного сцепления, в мощных лапах истинного самца. Скажем прямо, и тем передадим полное и понятное ощущение девушки в этот момент: в объятиях Онкре, Сиго чувствовала себя, как на идеальном аттракционе, с затянутыми максимально крепко ремнями и металлическими ригелями поперек, так, словно её собрались подбрасывать на нем туда — сюда до потолка и вниз.
Онкре поднес купол своего члена к киске Сиго, уже плачущей нитями горячей смазки, и девушка ощутила резкий прилив гормонов счастья, перебегающих маленькими струйками к верху шеи, через артерии к глотке, и растекающиеся по нижней части рта, смешивающиеся со сладкой, полной полового секрета, слюной. Сиго полностью выпускает воздух из легких, как это происходит перед неизвестным доселе событием, которое предстоит пережить хрупкому, столь нежно-бархатному, совсем не подготовленному организму. Сопровождаемая липким, слюнявым звуком, раздвигается мышечная оболочка влагалища.
Солнце почти зашло, Альтдо чувствует, что сейчас он просто умрёт от скуки и тяжести, возвращаться не хочется, идти дальше еще хуже. Всё разбежалось, синяя тьма накрывает улицу, с моста видно выступающий вдалеке мыс, на нём располагается другая часть города, на ней начинают загораться фонари.
— О нет… Нет, только не это, прошу нет… Только не фонари жизни, чьей-то бурной жизни! Кто превратил нас в изгнанников? Это сделало государство? Это сделали мы сами, общество нашими руками нас же и карает. Я вижу далекие огни их жизни, как они меня мучают, проклятый вопрос: сколько я упускаю? Но приблизишься, и всё становится ещё хуже, ведь их жизни это жалкая погоня за морковкой, любую морковку им свесь, они вцепятся. Их жизни — это позор человеческой природы. Человек создан творить, а не работать… Они не виноваты, нет, просто сегодня слишком холодно, моё настроение быстро падает с температурой тела.
Вхождение в слизистую, мгновенный, бурный выплеск в тело Сиго пучковатой дозы копулинов, входящих в химическую связь с дружелюбно приливающим сзади потоком андростерона. Для гормонов эта секунда лишь рутинная работа, их как будто не существует и они не замечают, что являются составной частью, настолько острого, вполне реального, человеческого наслаждения. Сердце Сиго колотится 110 ударов в минуту, ноги трясутся и едва не складываются под напряженной, но закрепленной в сильных руках, фигурой… а на фоне Онкре, даже миниатюрной фигуркой девушки. Онкре продвигает свой аппарат дальше и вот, он почти достигает максимума глубины. Сиго роняет голову на грудь, трясется от напряжения, и через секунду, нарастающей волной в области женских органов, познает давно забытое чувство… Пульс подскакивает. По всей комнате, медленно растекается сладкий, девичий стон, переходящий в скуление. 150 ударов в минуту, 200. В мыслях сиго прозвучала фраза:
— Как же ахуенно… Какой у него большой, пусть это длится вечно.
Что же она в самом деле ощущает, словами не передашь, как не старайся. Это существует только для неё в один единственный момент. Это принадлежит только ей, и она не задумываясь, вне всякого сомнения, убила бы любого, если бы у неё это попытались отобрать. Это не человеческое… совсем иное.
Сиго ощутила мошонку Онкре, вплотную прижатую к половым губам. Онкре весь в ней. Энергия переполняла обоих. Ножки Сиго идеально расползлись по поверхности кровати, и очень мягко прильнули задней частью к массивным бедрам Онкре, закрепившись ступнями, как крюки. Такая оптимизация положения тела, прошла за секунду, рефлекторно.
Онкре высовывает член, дав расслабиться мышцам влагалища. Он очень ласково отпустил плечи Сиго и нежно перетек руками к её ключицам, зажав плечи бицепсами, а хрупкий подбородок девицы, приподнял и положил на кисти рук, дабы не потерять эффект крепкого объятия. Он давал Сиго только то, что она больше всего хотела. Онкре снова вгоняет член в голодную, розовую киску. В момент захода головки внутрь, ощущая её размер, девушка подумала:
— Блять! Да неужели это на самом деле происходит, и сейчас будет ещё??? Сука да… О боже дайте ещё!
Бедняжку трясло, как на морозе. Основная радость для неё — это полное осознание того, что сейчас это продолжится и будет продолжаться еще и еще, эти быстрые, но точные мысли, чуть не убили девушку порывом любви к виновнику торжества, раздающему это благо позади неё. В её груди стало очень тепло, она никогда никого так сильно не вожделела, как сейчас вожделеет груду мышц, вцепившихся в неё, дарящих бурное удовольствие, сравнимое разве что с концентрированной дозой