сдерживается.
Помогаю ей подняться, любуюсь раздувшимся животом, который выпирает вперед и начинает слегка свисать. Улыбаюсь — посреди обеда ей таки пришлось расстегнуть штаны.
— Вот теперь ты похожа на беременную, — замечаю я, поглаживая ее живот.
— В жизни столько не ела, — удивленно опускает глаза Минни. Отводит взгляд: вид собственного вздувшегося живота ее слегка поражает. — Ты что, загипнотизировал меня?
Ухмыляюсь.
— Если бы! Я б тогда заставил тебя вообще снять эти штаны и дать мне прямо здесь на столе.
Минни улыбается, словно сообщая, что она в общем-то совершенно не против, и даже за. Потом мы целуемся, еще и еще раз, по пути к машине, а в ней даем волю рукам и ласкаемся вовсю. Опускаю сидение и покрываю поцелуями нежный живот и бедра Минни, а она стонет, извивается и требует, чтобы я взял ее, немедленно, сразу!
— Хотя бы по-быстрому, — чуть не плачет она, — в машине, здесь!..
— Лучше бы тебе вернуться на работу, — продолжаю гладить ее, — а то еще начальник рассердится, нам это надо?
Глас рассудка приводит Минни в чувство, она снова складывает сидение и, пока мы едем, приводит себя в порядок. Но от неудовлетворенности напрочь забывает, сколько только что слопала, и охотно принимает от меня пакет со всякими вкусностями, пожевать днем.
Минни ворочается на пассажирском сидении, сражаясь с застежкой брюк; потом целует меня на прощание и вперевалку идет обратно на работу.
Скоро это закончится, но пока — будем наслаждаться тем, что имеем.
Несколько секунд любуюсь роскошными ягодицами Минни и штанами, которые доживают последние дни, а потом разворачиваю автомобиль в пригород. Надо еще успеть к Касси, пока дети в школе.
3. Касси: послеполуденные наслаждения
Касси открывает двери, облаченная в халатик. Он давно ей слишком мал, пояс невозможно толком затянуть, живот и груди остаются полуголыми.
— А я тебя тут жду, жду… — подмигивает она.
Распахиваю халатик и обеими ладонями накрываю ее левую грудь. Частично.
— Натуральное коровье вымя. Даже странно, как это ты еще не мычишь.
Касси закрывает глаза и вздыхает, словно одного моего прикосновения достаточно, чтобы возвести ее на вершину.
— Это все ты. Я постоянно голодная, с утра хожу по дому и жую все подряд, как беременная. Хотя знаю, что ты приедешь и как следуешь накормишь меня.
— Ну, тебе не впервой. Забеременеешь, снова родишь. Так будет ребенком больше, велика важность. Впрочем, может, и стоило бы доставить тебе такую радость, хотя бы чтобы полюбоваться, как твое вымя разбухнет от трех литров молока.
Пухлое красное лицо Касси совсем пунцовеет от смущения.
Касси — раскормленная мать-одиночка. Бывшая школьная звездочка из команды поддержки, которая вышла замуж за воздыхателя-одноклассника и обнаружила, что от домашней жизни ее роскошная фигура расплывается вширь. Потом забеременела, отчего стала еще мягче и пышнее. Вскоре брак дал трещину, скандальный развод и «заедание нервов» перевели Касси в «большие размеры».
Толстая, но с весьма солидным бюстом, она все-таки зацепила следующего мужа. Однако повторная беременность еще дальше продвинула ее по тропе ожирения, и второй развод Касси пережила где-то в районе ста двадцати кило. Потом случился я, и ощутив мой неподдельный интерес с своей расплывшейся тушке, Касси совсем отпустила поводья.
Никогда не заставлял ее взвешиваться, а то она еще испугается, с какой скоростью набирает вес. Но судя по тому, как телеса Касси распирают халатик шестидесятого размера, в ней должно быть не меньше ста сорока.
— Дети в садике, — говорит Касси, движеним круглого плеча сбрасывая халат. — И ты имеешь полную возможность надругаться надо мной.
— У нас уговор. Сперва еда, потом все остальное.
Касси плюхается на тахту. Любуюсь, сдерживая возбуждение. Громадная. Толстая. Везде. Громадные сиськи, расплывшийся круп. Пузо в две складки, колышующиеся бедра, складки на боках немногим меньше, чем в области сисек. Воплощенное чревоугодие и ожирение, и учитывая, что здесь я, воплощение это станет еще более зримым.
Тахту «на троих» Касси заполняет примерно на две трети. Усаживаюсь сверху, прижимаю к спинке ее руки, целую ее, обнимаю — насколько получается, — дыхание ее учащается, соски набухают, превращаются в чувствительные шарики размером с фрикадельки.
А потом она пытается пошевелить руками. Поднимаю голову, улыбаюсь.
— Снова ты за свое. А я-то думала…
Касси вздыхает, еще не до конца осознав, что я впервые привязал ее руки к тахте.
Продолжаю ухмыляться и встаю. Без большого труда раздвигаю ее колени, чтобы пузо свободно свисало между ними. Великолепное зрелище. А еще из такой позиции ей самой не подняться.
— Ты нехороший, — изображает всхлипывание Касси. — Я тебя так хочу, уже сейчас. Я вся мокрая.
— Ну так покушай как следует, и тогда я тебя возьму. — Пальцем обвожу широкий круг ареолы. Да, я нехороший, здесь у Касси особенно чувствительное местечко. Но сдержаться просто не могу.
И это только начало.
Приступаем к трапезе. Начинаю скармливать ей печенье и кексы. Потом конфеты и плитки шоколада. Проверено: ударная доза сладкого доводит Касси до вершины. Она конечно и так обжора, но в сладком угаре гормонов способна слопать столько, что любой ресторан «съешь сколько влезет» вылетит в трубу.
Я ускоряю темп. Крошки падают с ее губ на грудь и живот. Размазываю крем по ее подбородкам и между грудей, шоколадный сироп на лбу, взбитые сливки на щеках. Жирная распустеха, привязанная к собственной тахте.
Я сам тяжело дышу, наблюдая, как ее пузо растет прямо у меня на глазах, разбухает, выпирает вверх и вперед.
— Может, мне продолжать тебя кормить, пока детей не приведут из садика? Пусть посмотрят, какая ты на самом деле обжора, — продолжаю запихивать еду ей в рот, свободной рукой теребя соски.
— Я… не… шмогу… — отвечает Касси с набитым ртом, сквозь стоны, — ты шлишком… меня… рашкормил… Мне больше не схесть.
Делаю паузу, даю ей чуток передохнуть. Щупаю живот. Надо же, и правда намного тверже стал, хотя казалось бы, при таком слое сала. Развязываю руки — пусть вздохнет свободно, — предаемся приятственным ласкам и поцелуям. Целовать Касси, все одно что растопленный шоколад. Один поцелуй, и надо бежать проверяться на диабет.
Снова принимаюсь ее кормить, однако Касси и правда обожралась, ее с трудом хватает на дюжину батончиков. Пузо как шар, розовый и разбухший. Даже привязывать ее нет надобности, и так пошевелиться не может.
Снова даю ей передохнуть, а сам активно ласкаю ее груди.
— Как ты вообще таскаешь весь день такую тяжесть? — спрашиваю, приподнимая массивное вымя за соски. Касси стонет от боли и удовольствия. — У тебя ж в каждой сиське больше десяти кило!
Чуть приподнимаю и выпускаю, они с влажным шлепком устраиваются на привычной полке переполненного пуза. Потом берусь за воронку. Касси обреченно стонет, но финальный штришок необходим.
Не стоило и начинать: полкружки сливок, вот и все, что в нее влезло. Потом Касси выпускает воронку изо рта, бледная, вся в испарине. Так, хватит.
Против воли хихикаю, глядя на Касси, хотя и знаю, что несколько перегнул палку. Сплошное «сало в шоколаде» в прямом смысле данного слова.
— Сфоткать тебя, что ли, да послать твоим бывшим, — вслух размышляю я.
Но — нет, Касси уже выше таких шпилек, слишком далеко зашла.
— Но давай-ка доберемся до спальни, а то и правда дети вернутся.
А вот это дает стимул пошевелиться. Помогаю ей поднятьтся. Пузо тяжелым шаром свисает перед ней ниже середины бедер. Растяжки поверх растяжек.
Пока она ползет в спальню, берусь за мокрую тряпку и навожу порядок на тахте и в кухне. Вслух я, конечно, и предлагаю «оставить полюбоваться детям», но какой смысл заставлять Касси расходовать драгоценные калории на бесполезные попытки убрать свидетельства наших игрищ?
Касси валяется на кровати едва дыша, как выброшенный на берег кит. Лежит на боку, пузо выпирает, словно приникшая к ней клубочком отдельная персона. Целую ее и ласкаю, слегка поднимая уровень гормонов. Она, конечно, еще возбуждена, но сил после колоссального обжорства уже нет. Тем не менее, она лениво касается пухлой рукой моего бедра, демонстрируя, что от изначальной идеи отказываться не намерена.
Дальше — рутина. Ее настолько расперло, что в «миссионерской» позиции, нашей любимой, пузо очень мешается. Кровать качает из стороны в сторону, как корабль в шторм, Касси стонет и вскрикивает от боли и наслаждения, но ее заглушает урчание собственного желудка, пытающегося переварить все, что в него запихали. А еще она икает, когда я перебрасываю ее массивную ногу себе на плечо. Щипаю ее за мягкое подбрюшье, за внутреннюю часть бедра, Касси взбирается все выше и выше, чувствую, ее потные окорока сползают с меня, стискиваю горстями ее жиры и держусь, пока она не взмывает ввысь, сотрясаясь и дрожа от взрыва.
Едва успеваю выйти, а Касси уже храпит. Отрубилась от изнеможения, обжора моя раскормленная. Сижу рядом, поглаживаю разбухшее чрево, нежно и любовно. Как бы ей несварение желудка не заработать с такими объемами, бедняжке.
Смотрю на часы. У Касси минут семьдесят до того, как вернутся дети, успеет подремать. А я встаю и одеваюсь, мне уже пора. Надо все-таки появиться на работе и убедить начальство, что я весь день трудился в поте лица. А потом домой — и спать, спать, как следует отдохнуть…
… и назавтра повторить все сначала.
Прислано: Гонгофер